«Беспризорники»

 

В подсобном хозяйстве «Победа» были и контора, и клуб-школа, и фельдшерский пункт, и магазин, и мастерские, фермы, птичник. Но вот детский сад построили только в конце семидесятых, поэтому мы, дети, очень часто оказывались предоставлены сами себе.

Каждая семья в этом вопросе обходилась собственными силами: у кого-то для присмотра за детьми были бабушки-дедушки или дети постарше; кто-то оставлял малышей дома под замком и изредка забегал проверить, как они там справляются; кто-то из мам становился домохозяйкой, пока дети не подрастут; кто-то даже брал детей на работу, если позволяли условия. Мы с братом прошли все эти стадии: и бабушки нас нянчили, и дома под замком оставляли. Правда, мы как-то раз угорели из-за рано закрытой вьюшки печи, поэтому мама некоторое время вынуждена была сидеть с нами дома.

 

Редихина (Пронина) Нина с детьми Сашей и Ириной. 1965 год

 

Потом она стала работать в конторе счетоводом-кассиром и брала нас с собой. Но какая тут работа? Мы же на месте не сидели. Мамин стол с печатной машинкой стоял слева от входа в кабинет, а за её плечом умостился невысокий сейф. Расстояние между столом и сейфом было как раз на мои вытянутые в стороны руки. Когда мне надоело наблюдать, как мама печатает, а потом лихо щёлкает костяшками конторских счётов, что-то подсчитывая, я опёрлась одной рукой о стол, другой – о сейф и стала болтать в воздухе ногами. Ну, весело же! Тут одна рука подломилась, и я впечаталась лбом прямо в дверцу сейфа. Шишак был знатный, как и рёв! Так я впервые познакомилась с целительной силой приложенных ко лбу холодных металлических предметов.

Чтобы не мешали в кабинете, но и не убежали, мама загоняла нас в конторский палисадник, заросший лесной смородиной (весной тут стоял сногсшибательный запах, летом можно было пощипать вкуснющие ягоды, но мы могли наесться и зелёных – о результатах догадайтесь сами). Нам надоедало сидеть на привязи, и мы убегали на улицу, при этом забыв закрыть калитку. В результате в палисаднике вместо нас оказывались телята, а маме приходилось гоняться и за ними, и за нами.

Помню, наша шлёп-компания в очередной раз играла в палисаднике возле конторы. Жарко, окна открыты. Мы то в одно окно заглянем, то в другое. И попали в кабинет директора. Там на столе бумаги какие-то разложены. Мы, недолго думая, песка на стол накидали и убежали. А ещё нашли на дороге большой гвоздь под названием шпигорь и подставили его под колесо директорского "козла" (автомобильчик такой смешной). Разумеется, после таких выходок маме было рекомендовано детей в контору не приводить.

 

Коля Романов, Ирина и Саша Редихины. 7 ноября 1966 года

 

И тогда роль няньки доставалась папе, и ему приходилось брать нас с братом Сашей с собой в рейсы: мы ехали то на плантации, то на ферму, то в поле за зерном, то на зерноток. Класс! И ведь никто в то время не заморачивался техникой безопасности: ездили не только в кабине, но и наверху, в кузове. Помню, стоишь, вцепившись в борт, ветер волосы раздувает, а машина - ух! - съехала с горки, аж дух захватило и сердце подпрыгнуло. А в радиатор папа уже кукурузу положил - варить (сейчас бы кто додумался?). И вот сейчас мы остановимся и съедим эту горячую вкусную кукурузу! Мм-м-м! Аж слюнки текут.

В нашем посёлке жил замечательный дяденька (дядя Миша Кузьмин), который в свободное от работы время увлекался фотографией. Он всегда находил моменты для увековечивания. Вот и тут не оплошал. Дело в том, что мы с братом постоянно дрались. При любом удобном случае (что и закалило мой характер). И в этот день опять дрались, причём я проигрывала по всем статьям. Дяденька-фотограф нас разнял и пообещал птичку. И вот я уже смеюсь сквозь слёзы. Вот эту компанию мама и называла в шутку «беспризорники».

 

Слева направо: Ирина Редихина, Саша Антипин, Саша Редихин,

Володя Пронин, Тоня Глазкова – «беспризорники».

 

Когда мы стали постарше, стали отправляться в самостоятельные путешествия по окрестностям посёлка. С ранней весны, как только земля просохла, и до самой осени в дом нас было не загнать.  Мы никогда не сидели на месте и всегда находили себе занятие по душе. Из нашей компании только Тоня жила на краю села, а мы все - в одном доме. Помню, соберёмся около нашего крыльца и решаем, куда же нам пойти в этот раз? На пруд или на плантации? В мастерские или на птичник? А вокруг посёлка - плантации огурцов, помидоров, капусты, заросли кукурузы, картофельные огороды, яблоневый сад, - и всё это надо было исследовать и попробовать на вкус.

Любимое место - речка! Через картофельные огороды бегом, потом вдоль ручья налево - и вот она, речка! Через эту речку спокойно переходили коровы, но на другой берег был перекинут мостик: хороший такой, прочный деревянный мост с перилами. На поляне за мостом был разбит трудовой лагерь, в котором жили старшеклассники (или студенты?) с учителями, приезжающие из Хвалынска или Алексеевки. Вокруг палаток - низкий заборчик-штакетник, в центре - флагшток. С утра молодёжь уходила на плантации полоть или собирать урожай, а после обеда наступало свободное время. Вот тут-то и мы появлялись. Среди мальчишек в лагере был наш любимец Коля. Сядем мы с Тоней на мосточке, свесив ноги, и орём: "Коля-я-я! Ко-о-о-ля!" Девчонки над ним подшучивают: "Иди! Опять твои невесты пришли!" Выйдет он к нам на мостик, сядет рядышком и начинается беседа. О чём? Не помню, хоть убей!

А если идти прямо через картофельные огороды, никуда не сворачивая, и перейти через ручей недалеко от сельской бани, то попадёшь на плантации огурцов и помидоров. Сильно проголодавшись, мы направлялись туда. Шли гуськом по тропинке, то и дело наклоняясь, чтобы сорвать огурчик или помидорчик и спрятать в карман или за пазуху. Посреди плантаций стоял шалаш сторожа. И мы, наивные, думали, что он ничегошеньки не видит: спит себе в шалаше, в тенёчке. Итак, мы шли, тропинка постепенно забирала вправо - и вот мы уже на задах у дома Глазковых. Тут надо было перейти через мостик на огород Тониных родителей (дядя Петя и тётя Настя Глазковы - добрейшие люди!). Я обожала этот мостик! Стоишь на середине моста, под тобой - вода, затянутая ряской. Стрекозы снуют маленькими вертолётиками туда-сюда. Красота!

Вообще в нашем детстве перекус подножным кормом был нормой жизни, тащили в рот всё, что найдём. Ползали по траве, собирали и шелушили «калачики». Облизывали тонкие палочки и травинки и просили у муравьёв муравьиной кислоты. Грызли прямо с вишен и слив смолу (камедь).  Весной жевали гусиный лук. Домой забегали иногда, чтобы отрезать кусок хлеба, обмакнуть его в ведро с водой и посыпать сахаром.

 

Камедь (ударение на "е")	Калачики (просвирник)

 

На противоположной от речки стороне посёлка был разбит яблоневый сад (к этому приложил руки мой дедушка, Пронин Иван Васильевич, который работал агрономом на Победе до 1964 года). Каких только яблок там не было! Особенно мне запомнились почему-то ранетки. Между улицей села и садом (где-то за конторой) находилось ещё одно любимое место наших игр - эстрада (возвышение, помост, площадка для выступления перед публикой артистов (музыкантов, чтецов и т. п.). И кто только сообразил в селе из 30 дворов её построить, ума не приложу! С одной стороны асфальтированной (или плиточной?) площадки стояли скамейки, если память меня не подводит, а с другой - помост для выступлений выдающихся артистов: нашей компании. С каким чувством мы друг для друга пели со сцены и читали стихи! Даже самой не верится, по прошествии стольких лет.

Картинка из интернета просто для примера

 

Вообще-то, тяга к искусству проявлялась не только в этих концертах. Ещё мы разыгрывали целые спектакли дома у Тони Глазковой. Их дом был типичной русской избой, состоявшей из двух половин: обитаемой кухни-прихожей-столовой и праздничной горницы, куда двери обычно были прикрыты. Горница была светлой, просторной, с обязательной розой (гибискус) в кадке и модным тогда проигрывателем. Только справа от входа были отгорожены две "спальни" (по современным меркам это спальней не назовёшь - просто изолированное место для кровати). И вот рядом с китайской розой, пока родителей Тони нет, мы и лицедействовали.

 

Для того чтобы себя занять, нам не нужны были ни воспитатели, ни вожатые. Мы сами организовывали своё свободное время. В любую свободную минуту играли в подвижные игры: классики, резиночки, игры с мячом, прыгалки-скакалки, салочки и догонялки...

Игрушек у нас с братом было достаточно: тут тебе и юла, и пупсята-голыши, и машинки с тракторами, и плюшевые мишки. Мама следила за нашим развитием и покупала самые разные игрушки и настольные игры. Все девчонки с удовольствием подбирали одёжки для бумажных моделей из детского журнала или нарисованных от руки.

Но очень часто мы мастерили игрушки из того, что было под рукой. Из распустившихся цветков мальвы делали юбочки кукол, а из бутонов - головки. Соединила головку с юбочкой - вот тебе и кукла! Хочешь - в белой юбочке, а хочешь - в красной

Початки кукурузы были у нас то младенцами в пелёнках, то девицами-красавицами, которым мы плели косы. Ну, а если набрать побольше репьёв, то разнообразие игрушек ограничивала только детская фантазия: корзинки, медвежата, куколки, тележки… - всё, что душе угодно!

 

Зимой, конечно, приходилось мириться с ограничением свободы: по сугробам не разгуляешься особо. Ходили к друзьям и подругам в гости и играли в «испорченный телефон», прятки, смотрели диафильмы; катались на санках с горки у магазина и с горки покруче около бани, прыгали в сугроб с крыши сарая, грызли сосульки, ели снег, любовались узорами подтаявшего снега под сосульками и морозными узорами на окнах…

 

Возле магазина на горке. Справа налево Антипин Саша и Тихонов Саша.

 

Весь посёлок и его окрестности были для нас родным домом. А все люди вокруг – одной большой семьёй. Так оно и было, наверное. Все жили одинаково, часто вместе собирались в клубе после работы, на проводах и свадьбах знакомых. Я хорошо помню ощущение покоя, дружбы, счастья, защищённости, которые и сейчас греют душу. У нас было самое счастливое детство на свете!