Однажды…
Однажды в первом классе нам задали на дом учить песню, русскую народную – «Уж как я ль мою коровушку люблю». Была зима, снега навалило. Все на горке катаются. И я, конечно, тоже. Так укаталась, что совсем у меня эта корова из головы вылетела. Вспомнила я про неё только на перемене, когда учебник открыла. Что делать!? Давай учить быстренько. Но перемены на «пятёрку» не хватило. Выучила только на «трояк» - первый в моей жизни. Но - увы! - далеко не последний.
Однажды катались мы с друзьями на санках с горки у магазина. И один из старших мальчишек мне и говорит: "А ты знаешь, какие полозья у санок становятся сладкие, если на них по морозу катаешься?" Я, наивная душа, конечно, была не в курсе. И попробовала… Так домой и заявилась: в слезах, соплях и санками на языке (или с языком на санках?). После этого я мужчинам на слово - не верю!
На горке у магазина. Обратите внимание на вывеску - "сельпо"
Однажды на весенних каникулах (последняя неделя марта) мы с подругой Калькой (Клавой Лебедевой) решили сходить к её матери в теплицы: посмотреть на рассаду (и сдалась она нам, эта рассада!). Кругом снег с пятнами проталин, но ещё холодно. Поэтому на мне было тёплое зимнее пальто, а на ногах - резиновые сапоги. Пошлялись мы по теплице и - домой. А сапоги поизвозюкали в грязи. Нехорошо, надо помыть.
А тут рукой подать до местной речки-ручейка, на берегу которой баня стояла. Чтобы воду в баню насосом можно было качать, в речке яму выкопали. Как я сейчас думаю, не очень и большую, потому что и речка-то крошечная была. Яму эту я не видела, льдом она покрыта была. Но мыть сапоги подошла как раз к берегу перед ямой. Поскользнулась на льду - и съехала в воду!
Подробностей я не помню, но перед глазами до сих пор стоит картина: на берегу сидит, брякнувшись от испуга на попу, Калька с разинутым ртом, да ещё и назад отползает. Я пытаюсь что-то крикнуть, а в рот мне вода течёт. Хватаюсь руками за обледенелые края ямы ... А кругом такая тишина - ни одного звука. Или я от страха оглохла? Как я выбралась - не знаю. Но выбралась и пытаюсь сказать Кальке: "Никому не говори, а то мне влетит!" А изо рта только вода течёт.
Через картофельные огороды дошли до моего дома. Подруга с перепугу сразу домой убежала. А я разделась, пальто повесила перед печкой, выпила чая с малиной (во какая умная была!) и спать завалилась. Проснулась, услышав голоса мамы и папы: они размышляли, почему пальто мокрое. А пальто было советского образца, толстое, на ватине. Оно и промокнуть толком не успело. Это пальто меня и спасло, наверное. Держало на воде, как поплавок. Вот такая история!
Однажды Глазковы потеряли своего сына (то ли Вовку, то ли Кольку – не помню, врать не буду). А дело было так! В клубе показывали какое-то интересное кино, поэтому все шли туда семьями, как на праздник. Взрослые усаживались на стулья в зрительном зале, а для детей впереди у самой сцены стояли то ли два, то ли три ряда обычных низеньких деревянных скамеек. На них мы и рассаживались.
В зале гас свет, и на белом с чёрной рамкой-окантовкой экране появлялись первые кадры. Сначала, как водится, обязательно показывали либо киножурнал "Новости дня", либо какой-то документальный фильм (короткий, минут на 5-10). А когда на экране появлялся моток верёвки, по всему залу раздавалось дружное: «О-о-о-о!!!» Это означало, что вместо киножурнала будет всеми любимый «Фитиль». Иногда ещё показывали детский познавательный журнал «Хочу всё знать».
О попкорне в наше время никто и не слышал, но грызть семечки во время сеанса – это святое. Конечно, билетёрша пристально следила, чтобы не лузгали и не плевались. Только вот сдерживать народный порыв удавалось плохо. А дети грызли жмых, такое у нас было лакомство. Но что-то я отвлеклась!
Итак, все увлечённо пялились на экран. Но попробуйте посидеть на скамейке без спинки – та ещё радость, я вам скажу. И дети начинали рассредоточиваться по залу: малышня, включая нас с братом, искала родителей и устраивалась с удобствами у них на коленях. А ребята постарше забирались на сцену и устраивались лёжа, заложив руки за голову и вытянув ноги к экрану. Когда фильм заканчивался, некоторые так и продолжали лежать. Родители будили своих чад и разбирали по домам.
Вот и Глазковы добрались до дома, а сына всё не было. Вернулись к клубу – тот уже закрыт, свет выключен. Значит, все разошлись. Куда же он мог деться? Поаукали, покричали, по друзьям пробежали – нигде его нет, как в воду канул. Пошли к киномеханику Гагаеву: «Открывай клуб!» Весь зал облазили, но нашли: закатился сыночек под занавес и спит себе сладко, не слышит, какой из-за него переполох поднялся.
В сельском клубе села Филиппово (из интернета) | Фото из интернета |
Однажды шофёр Владимир Григорьевич Редихин с механиком Владимиром Ермолаевичем Полюновым поехал в Саратов за запчастями. А жене его, Нине Редихиной, давно уже хотелось купить стиральную машинку (сколько можно кипятить бельё в выварке?). Стоила стиралка дорого – аж 75 рублей, почти в два раза больше, чем Нинина зарплата на должности счетовода, поэтому она взяла деньги в долг в совхозной кассе и наказала мужу купить-таки стиральную машинку. Обычно в такие рейсы уезжали на два дня (помним, что ни таких дорог, как сейчас, ни автомобилей тогда не было), а тут два Володи вернулись к вечеру. На Редихине лица нет. Что такое, что случилось? Оказывается, Владимир Григорьевич деньги потерял. Он их положил в карман-пистончик в брюках, сложив в четверть три новеньких бумажки по 25 рублей, и даже не заметил, где и как они выпали. Успокоила Нина мужа: ну, потерял и потерял, не умирать же из-за этого! Продали мои родители радиоприёмник и вернули в совхозную кассу деньги. А стиральную машинку купили только через несколько лет, когда из Победы уже уехали.
Однажды агроном Пронин Иван Васильевич с женой Ниной Николаевной уехали в гости к средней дочери Римме в Иркутскую область. На хозяйстве осталась их младшая дочь Нина Пронина девятнадцати лет, а с ней двухлетний племянник Вовка (сын старшей дочери Прониных – Галины, которая работала в Саратове). Электричество в п/х Победа было от трансформатора, в шесть утра включалось, в двенадцать ночи выключалось. Если ночью надо встать – зажигай керосиновую лампу или свечку. А Вовочке среди ночи захотелось попить чайку сладкого. Нина в темноте налила в стакан воды, насыпала три ложечки сахара, размешала и дала племяшу попить. Тот ей: «Не шла-а-атко!» Нина опять мешает – и снова не сладко! И так ещё раза два. А спать-то хочется! Ребёнок плачет, нянька уже почти кричит: «Пей, кому говорю! Сладко!» А утром оказалось, что вместо сахара Нина в стакан манную крупу насыпала. Вот тебе и «не шладко»!
Продолжение следует...